|
Наталия Дардыкина. Терновый венец Колчака
Умеющий любить и жертвовать собой
7 февраля 1920 года советская власть расстреляла Верховного правителя России, адмирала Александра Васильевича Колчака, отважного исследователя полярных морей, героя Первой мировой войны. Советская пропаганда внушала, что Колчак — враг народа и революции. А великий писатель Иван Бунин посвятил статью памяти истинного патриота России и напечатал ее в Париже.
Кто и как убивал Колчака
Исполнитель тайной шифровки, посланной по секретному предписанию Ленина (“Беретесь ли сделать архинадежно?”) — Чудновский Семен Григорьевич (Самуил Гдальевич), председатель Чрезвычайки Иркутской ГубЧКа. Командовал убийством Колчака комендант Иркутска Бурсак Иван Николаевич (Борис Блатлиндер), член партии большевиков с августа 1917. Пришли за Колчаком на рассвете, чтобы увести на расстрел. И адмирал смутил Чудновского вопросом: “Таким образом надо мной не будет суда?” Чудновский потом писал: “Должен сознаться, что этот вопрос застал меня врасплох, но я не ответил и приказал моим людям вывести Колчака. Как только я оставил Колчака, один из часовых позвал меня и спросил, может ли он позволить заключенному выкурить последнюю папиросу. Я разрешил. Их сопровождал священник, они громко молились”. Вместе с Александром Васильевичем под пулями стоял и премьер-министр Временного правительства В.Н.Пепеляев. Было 5 утра. Расстрел совершили на берегу речки Ушаковки, вблизи ее впадения в Ангару. Бурсак точно записал сцену убийства: “Полнолуние, светлая морозная ночь. Колчак и Пепеляев на бугорке. На мое предложение завязать глаза Колчак ответил отказом. Взвод построен, винтовки наперевес. Чудновский шепотом говорит мне: “Пора”. Я дал команду: “Взвод, по врагам революции — пли!” Оба падают. Кладем трупы на сани-розвальни, подвозим к реке и опускаем в прорубь”. И.Ф.Плотников приводит в своей книге устные воспоминания Бурсака: “После первого залпа сделали еще два по лежащим — для верности. Напротив Знаменского монастыря была большая прорубь. Там монашки брали воду. Вот в эту прорубь и протолкнули вначале Пепеляева, а затем Колчака вперед головой. Закапывать не стали, потому что эсеры могли разболтать, и народ бы повалил на могилу. А так — концы в воду”.
В ледяном безмолвии
Двадцать один день Колчак провел в руках предателей и мучителей. Бессонные страдания и допросы заставили пленника пройти по дорогам своей драматической судьбы. Ему было всего 20, когда умерла его мама, Ольга Ильинична, в девичестве Посохова. Александр Васильевич не узнает, что советская власть расстреляет в 1920 году его деда, городского главу Одессы Илью Посохова. У рода Колчака корни восточные. При Елизавете Петровне им было пожаловано дворянство с гербом. Отец Колчака, Василий Иванович, участник Севастопольской обороны, Георгиевский кавалер, свидетель героизма и смертельного ранения Нахимова, писал в воспоминаниях, что даже противник в те времена сохранял уважение к героям. Так, англичане, узнав о кончине доблестного адмирала Нахимова, “скрестили реи и приспустили флаги”. В час похорон Нахимова неприятель не стрелял. Железный тюремный каземат возвращал память Колчака к тяжелейшей арктической экспедиции вместе с бароном Эдуардом Васильевичем Толлем, отважным романтиком, талантливым исследователем северных морей. Санное путешествие от застывшей во льдах шхуны “Заря” к Таймырскому полуострову Толль совершил вместе с Колчаком. Вдвоем они проделали вдоль берегов на собаках 500 километров! Делали новые топографические съемки, уточняли карту, ту самую, которую для экспедиции Толля Колчак привез из Норвегии от Ф.Нансена, у которого некоторое время учился. Риск путешествия был огромен. Ветер валил с ног. Температура —33. Дрова отсырели и не хотели гореть. На одном снежном скате тяжело груженные сани перевернулись, полозья воткнулись в трещину. Сдвинуть сани с места было опасно, они могли развалиться. Чтобы их вытащить, пришлось все выгрузить на снег. Только глубокой ночью они дотащились до мыса и разбили влажную палатку. Одежда отяжелела, спальные мешки пропитались влагой. Ноги заледенели от сырости. Еды для людей и собак почти не осталось. Одна надежда — на припрятанный заранее склад с продовольствием. В дневнике Эдуарда Толля (1-5 мая 1901 года) читаем: “Весь вчерашний день прошел в бесполезном раскапывании снега. Колчак пребывал в трудовом экстазе, а я был рассержен своей непростительной ошибкой, что не установил более высокого знака”. Снежные заносы, оледенелость сделали поиски напрасными. А предстояло еще идти дальше. Через силу они продолжили движение, не переставая вести научную работу. Голодные собаки ложились и не хотели тащить нарты, и тогда Колчак и Толль, давая передохнуть собакам, сами впряглись в лямки... “Страшный шторм бушевал целую неделю. По утрам приходилось откапывать полуживых собак, нарты, палатку; собачьи хвосты вмерзли в лед. (из книги В.В.Синюкова “Александр Васильевич Колчак”). 28 мая Толль записал: “Сегодня съели последний сухарь... Мы оба обессилели”. Поддерживала дух только воля и раскуренная трубка”. На этот раз судьба уберегла отважных исследователей ледового безмолвия — они вернулись к шхуне “Заря”. Толль и раньше ценил в Колчаке его невероятную преданность делу. В этом опасном походе раскрылась определяющая черта характера Александра Васильевича — его жертвенность. В экспедиции проявилась разносторонняя образованность ученого, неиссякаемая энергия и отвага. И со всей справедливостью Толль назвал в его честь остров и мыс у берегов Таймыра. В книге В.В.Синюкова точно указывается адрес: “Остров Колчак находится между 66-68 в.д. Ныне это о-в Расторгуева, Таймырский залив, Карское море”.
Колчак-Полярник
В дневнике Толля есть запись о Колчаке: “...не только лучший офицер, но он также любовно предан своей гидрологии...” Через некоторое время Эдуард Толль отправился в поиск фантастической Земли Санникова с Зеебергом и двумя каюрами. И не вернулся. Академия наук забеспокоилась: как помочь? Шхуна в такие гиблые места не пройдет. И тогда Колчак предложил организовать поиск на шлюпках. Профессионалы называли план Колчака безрассудством, даже безумием. Но это был единственно возможный вариант. И Колчака, 28-летнего лейтенанта, опытного землепроходца, Академия наук назначила начальником Спасательной экспедиции. Академик Ф.Б.Шмидт позаботился об оснащении и материальном обеспечении экспедиции. Послал телеграмму архангельскому губернатору с просьбой подобрать для экспедиции самых опытных поморов, хорошего шлюпочного мастера. И “подготовить две отборные лодки для зимних промыслов”. Об этом походе к острову Беннетта написаны книги, исследования. Спасательная экспедиция работала в тяжелейших природных условиях. Не раз отчаянные мореходы были на краю гибели. Вельботу преграждали путь ледяные торосы, шторм готов был разломать утлую посудину и погубить людей. А когда вельбот садился на мель, исследователи спускались в ледяную воду и тащили его на глубину. Однажды, перепрыгивая через трещину во льду, Колчак провалился и ушел под воду. Полярник Н.А.Бегичев вспоминал: “Я бросился к нему, но его было не видно, потом показалась его ветряная рубашка. Я схватил его за нее и вытащил на лед... Под ним опять подломился лед, и он совершенно погрузился в воду и стал тонуть. Я быстро схватил его за голову... вытащил еле живого на лед. Мы сняли с Колчака сапоги и всю одежду, потом я снял с себя егерское белье и стал одевать Колчака. Оказалось, он еще живой. Я закурил трубку и дал ему. Он пришел в себя”. Экспедиция Колчака обнаружила на мысе Высоком свидетельства стоянки Толля: в банке лежало послание Эдуарда Васильевича, он сообщал о месте склада с научными материалами и коллекциями, с фотопластинками и двумя медвежьими шкурами. И всего-то в 4 километрах от этой стоянки... Впереди еще были находки с записками Толля. Толль рискнул идти на юг в полярную ночь... Стало очевидно, экспедиция Толля утонула. В полярных экспедициях Колчак бывал исследователем льдов, гидрологом, геодезистом, магнитологом. Когда не хватало еды экипажу “Зари”, он шел на охоту, а по воскресеньям ему доводилось перед завтраком читать и даже петь молитвы. Ученые шутили: “Колчак — самый православный из всех православных на судне”. Уже в Иркутске, завершив отчет об экспедиции, “испросив разрешение Великого князя Константина Константиновича отправиться на эскадру Тихого океана”, Колчак решил идти в порт Артур — началась русско-японская война.
Женитьба
По дороге в Порт-Артур Александр Васильевич приехал в Иркутск, там его поджидали отец Василий Иванович Колчак и невеста Софья Федоровна Омирова, дочь статского советника. В память о ней он назвал мыс острова Беннетта — София. Это название сохранилось. 18 марта 1904 года они обвенчались в Иркутске. Хотя Арктика сильно подорвала здоровье Александра Васильевича, он добился в Порт-Артуре назначения на минный заградитель. О храбрости Колчака тут же стало известно флотоводцам. И через 4 дня он уже командовал миноносцем “Сердитый”, превозмогая острую боль — с Севера он привез суставной ревматизм. К концу ноября экипажу “Сердитого” удалось подорвать японский крейсер “Такасиго” вместе с экипажем — погибли 23 офицера и 251 матрос. Героизм Колчака в боях отмечен был орденом Святой Анны “За храбрость” и Георгиевским оружием — золотой саблей. Раненный в бою Колчак вместе с другими больными госпиталя был захвачен в плен и вывезен в Японию. И удивительное дело, подлечив пленных, японцы разрешили им по их желанию вернуться на родину. “И я вместе с группой больных и раненых офицеров через Америку вернулся в Петроград”. Комиссия врачей признала Колчака “совершенным инвалидом” — ему дали 4-х месячный отпуск для лечения на водах. Суровы судьбы морских офицеров — они больше, чем семье, принадлежат кораблю и команде. Письма супругов очень сдержанны по тону. Правда, Софья Федоровна, женщина образованная, знавшая 7 языков, не отказывала себе в удовольствии высказать мужу колкие намеки: “За кем ты ухаживал в Ревеле на вечере? Удивительный человек: не может жить без дам в отсутствие жены”. Александр Васильевич действительно умел ценить женскую красоту, но совершенно не переносил, когда за него принимают судьбоносные решения. “А что, Сашенька, не поступить ли тебе в Академию? Или ты уже бесповоротно решил, что без нее обойдешься?” — советовала Софья Федоровна — не мальчику, а многострадальному человеку, для кого служении России, русскому флоту было превыше всех благ земных.
Гори, гори, моя звезда
Когда Колчак встретил единственную женщину Анну Васильевну Тимиреву, он уже был отцом 5-летнего сына Ростислава, и у Анны Васильевны, жены флотского офицера и героя Порт-Артурской компании, тоже родился сын Володя. Однажды увидев прошедшего мимо плечистого офицера, она почувствовала в нем притягательную стремительную энергию. Муж сказал ей: “Это Колчак-Полярный”. Началась I Мировая война. В Петрограде почти каждая семья получала похоронки. Ей было 20 с небольшим, когда в Гельсинфорсе они встретились впервые, дружили семьями. Колчак командовал минной дивизией. Немцы получали мощный отпор. Вход в залив из Балтийского моря был надежно загражден минами. Здесь немцы потеряли несколько миноносцев, несколько крейсеров получили пробоины и убрались восвояси. “За успешные действия по поддержанию операции армии на побережье Рижского залива Колчак получил высшую военную награду, Орден Святого Георгия IV степени... На Пасху 1916-го А.В.Колчак был произведен в чин контр-адмирала” (И.Ф. Плотников “Александр Васильевич Колчак”). Вскоре контр-адмирал рассеял немецкие суда, вышедшие из Стокгольма, а уже 28 июня был произведен в чин вице-адмирала. Его назначили командующим флотом Черного моря. А там хозяйничали немцы, потопили 30 наших пароходов, четверть нашей транспортной флотилии. В Могилеве Колчака представили императору. Николай II напутствовал его и благословил иконою. На Черном море по плану Колчака произвели минирование Босфора. Любимый корабль адмирала “Императрица Мария” стоял вблизи Босфора. У историка М.И.Смирнова читаем: “Неприятель потерял на наших минах 6 подводных лодок, и с середины ноября 1916 г. до конца командования флотом адмиралом Колчаком ни одна подводная лодка, ни один неприятельский военный корабль, ни один пароход не выходил из Босфора в море”. Все планы Колчака по уничтожению неприятеля рухнули — началась революция, а за ней разложение обессиленной русской армии. Гибель корабля “Императрица Мария” нанесла Колчаку почти смертельный удар. В круговерти вселенского горя спасительным островком оставалась любовь. Александр Васильевич и Анна Васильевна виделись очень и очень редко, и в основном при людях. Для них глубокой радостью были письма. Анна дружила с Софьей Федоровной, несмотря на большую разницу в возрасте. “Мне не приходило в голову, что наши отношения могут измениться”, — вспоминала Анна. Жена Колчака знала о переписке: письма с моря к ней и к Анне Тимиревой приходили в одном пакете. Но однажды влюбленные все-таки объяснились. Первой в любви призналась Анна. Колчак ответил: “Я вас больше чем люблю”. И ничего между ними еще не было и долго не будет. Всего лишь соприкосновение рук, взглядов. Они бродили по аллеям парка и никак не могли расстаться.
Самопожертвование
В чем только не обвиняли Колчака. Клеветники распространяли про него всякую чушь, вроде того, что адмирал защищает свои помещичьи владения. Никакой недвижимости у его семьи не было. Казенная квартира в Прибалтике, в Любаве, была разграблена после прихода туда немцев. Софья Федоровна с сыном еле спаслась под чужим именем. После отречения Государя власть перешла к Государственной думе, в которой Колчак многих знал. Верил в их политическую честность. И потому командующий Черноморского флота присягнул Временному правительству. Кронштадтское восстание рабочих судоремонтного завода, солдат и матросов показало ужас бессмысленного и беспощадного бунта. 1 марта 1917 года матросы убили 50 офицеров, 200 взяли в плен, а главный комендант порта, он же генерал-губернатор Кронштадта, адмирал Р.Н.Вирен был заколот штыками... Временное правительство показало полную неспособность вести войну с Германией. И Колчак отказался быть Главнокомандующим Черноморского флота. Анна Васильевна в это время была в Владивостоке вместе с мужем. Узнав, что Александр Васильевич в Харбине, она, как приговоренная, подчинилась жажде видеть его. “Стояла весна, все сопки цвели черемухой и вишней, белые склоны, сияющие белые облака... Он приехал ко мне, чтобы встретиться, мы с двух сторон объехали весь земной шар, и мы нашли друг друга... И тут я поняла, что никуда не уеду от него, что, кроме этого человека, нет у меня ничего, и мое место — с ним. Мы решили, что я уеду в Японию, а он приедет ко мне, а пока я напишу мужу, что к нему не вернусь, остаюсь с Александром Васильевичем” (“Воспоминания”). Японские весенние дни были последним счастьем на их пути к трагедии. Александр Васильевич обо всем написал своей жене. Вместе с сыном Ростиславом Софья Федоровна уже была во Франции, куда ей помогли уехать друзья. Колчак постоянно писал жене и сыну письма, присылал немного денег.
Тяжкий жребий
Когда на него свалился непереносимо тяжелый жребий стать Верховным правителем, он принял этот крест, осознавая: впереди — катастрофа. Но он знал, самый высший его долг — жертвовать собой во имя России. В сибирском окружении Колчака росла закулисная возня и предательство. В письме к жене в Париж от 15-20 октября 1919 года Колчак писал: “Я служу Родине, своей Великой России так, как я служил ей все время, командуя кораблем, дивизией или флотом. Я не являюсь ни с какой стороны ни представителем наследственной или выборной власти. Я смотрю на свое звание как на должность чисто служебного характера... Я солдат прежде всего, я больше командую, чем управляю”. Он надеялся, что и сына своего воспитает в том же духе: “Постараюсь сделать из него слугу Родине и хорошего солдата”. Колчак написал текст своей присяги — и в ней весь его характер и чистота помыслов: “Обещаюсь и клянусь перед Всемогущим Богом, Святым Его Евангелием и Животворящим Крестом быть верным и неизменно преданным Российскому Государству как своему Отечеству... Обещаюсь и клянусь воспринятую мною от Совета министров Верховную власть осуществлять согласно с законами государства до установления образа правления, свободно выраженного волей народной”. В вагоне “золотого эшелона” ехала А.В.Тимирева, но когда она заболела испанкой, Колчак перевел ее к себе. А.В. заметила, как он измучен и поседел. У него почти не осталось зубов. На русское золото зарились с особым напором чехословацкие офицеры, и в Нижнеудинске совершилось очередное предательство — Колчаку поменяли охрану, заметив ее чешской. Вагоны Колчака и Пепеляева прицепили к эшелону чехословацкого полка и отправили в Иркутск. И тогда-то Колчак произнес: “Предадут меня эти союзнички”. Последнее, смертоносное предательство совершил французский генерал Жанен, представлявший Высшее Союзное командование. В Иркутске Колчака и Пепеляева сдали Иркутскому революционному правительству. Это случилось 15 января 20-го года. За Колчаком захлопнули дверь очень холодной камеры №5. В бессонницу он мучился сознанием катастрофы, которая ожидает не только его, но и Россию. Анну Васильевну арестовали в тот же день. Было ей 26.
Анна из семьи Сафоновых
Ее отец, Василий Ильич Сафонов, в молодости был пианистом и дирижером, концертировал за границей, а потом стал строителем и директором Московской консерватории. Родина ее матери, Анны Илларионовны, — Кисловодск. Там летом собиралась вся семья, а в ней — 10 детей! Анна была шестой. Дети в этой талантливой семье музицировали — на скрипке, виолончели, пианино. Увлекались поэзией, устраивали концерты. По праздником все вместе пели хоралы. О своем детстве Анна Васильевна рассказала увлеченно, особенно о маме: “Перед тем, как стать невестой отца, мама была влюблена в Блока (отца Александра Блока), который очень за ней ухаживал. Но родители... сочли за благо увезти ее подальше от греха и уехали с ней за границу, в Карлсбад. Там она и встретилась с папой...” Многодетную семью посетило неутешное горе — в одну неделю от воспаления легких умерли старшие сестры — Настя и Саша. Брат Сергей, “необыкновенной честности человек”, служил в драгунском полку в Тифлисе. В 1915 году он пожелал перевестись в пехотный полк и поехал на Западный фронт. Его поступок поразил близких. А Сергей объяснил: “Видишь ли, в пехоте большая убыль офицеров”. Преданный отечеству и долгу Сергей Сафонов был тяжело ранен в живот и умер от ран. И последние его слова о войне — “шел ли полк в наступление?” Его гибель состарили и мать, и отца. Что сделала советская власть с семьей патриотов и защитников отечества? Имя Василия Ильича Сафонова вычеркнули из Советской энциклопедии и из истории. Его внука, сына Анны Васильевны — Володю Тимирева, художника, романтика увлеченного морем, в 23 года арестовали 27 октября 37-го года, обозвали немецким шпионом и 16 ноября расстреляли на Бутовском полигоне. Остались блестящие акварели Володи — легкие, прозрачные зарисовки моря, кораблей, парусников, деревенских улочек. Остался кассетный фильм о Володе Тимиреве — “Крест” и “Из небытия”, снятый по сценарию А.Липкова режиссером А.Колесниковым. От всего, что проделывала советская власть на Бутовском полигоне, веет ужасом. Анна Васильевна, не зная ничего о судьбе Володи, в 1939 году написала стихотворение и взывала к нему: “Где ты, мальчик мой, отзовись”. В Карагандинских лагерях и ссылках сочиняла она свои стихи и запоминала — иного способа их сохранить у этой великой женщины не было. Непредставима глухота одиночества ссыльной, обязанной “семь годов здесь пасти овец”. Поражает эпическая мощь маленькой зарисовки: “Воздух резкий и ветер острый,/ Битый камень, ковыль, полынь.../ И над степью с отарой пестрой/ Веет дух библейских пустынь”. Высокая, худая, за 40 лет тюрем, лагерей и поселений она не позволила себе согнуться от рабского труда. Племянник Анны Васильевны, Илья Сафонов, получил из рук умирающей Анны Васильевны ее рукописи. Стихи очень музыкальны, в них не отыскать фальшивых нот. Эта страдалица тихо и скромно до конца дней поклонялась любви и музыке. В жизни природы, в ее смене настроений и в вечном возрождении она читала судьбу свою. Анна Васильевна выходила второй раз замуж и имела двойную фамилию — Тимирева-Книпер, надеясь, что сын когда-нибудь ее отыщет. Книгу А.В. Книпер “...Не ненавидеть, но любить” издали в Кисловодске к 110-й годовщине со дня рождения Анны Васильевны. В стихотворении “Проводы Ахматовой” Анна Васильевна сказала за все свое поколение: “На грязных больничных задворках/ Стояли в холодных лужах.../ А мир будто сделался уже,/ И было нам стыдно и горько”. В стихах А.В. звучит неодолимая тоска по дорогому Александру Васильевичу, чье имя она не посмела даже упомянуть в стихах. Так глубоко ты в сердце врезан мне, Что даже время потеряло силу. И четверть века из своей могилы Живым ты мне являешься во сне. http://www.mk.ru/ |